Неточные совпадения
Получая, без всяких лукавых ухищрений,
с имения столько дохода, сколько нужно было ему, чтоб каждый день
обедать и ужинать без меры,
с семьей и разными гостями, он благодарил Бога и считал грехом стараться приобретать больше.
— За что содрал? Он обещал
обедать отдельно,
с афинскими женщинами, а вместо женщин подал рябого, и, кроме того, я не доел и промерз на морозе непременно на восемнадцать рублей.
Семь рублей за ним оставалось — вот тебе ровно и двадцать пять.
Да и день так расположен: утро все заняты, потом гуляют,
с семи и до десяти и одиннадцати часов
обедают, а там спят.
Утром я писал письма, когда я кончил, мы сели
обедать. Я не ел, мы молчали, мне было невыносимо тяжело, — это было часу в пятом, в
семь должны были прийти лошади. Завтра после обеда он будет в Москве, а я… — и
с каждой минутой пульс у меня бился сильнее.
Старая Мавра опять осталась
с глазу на глаз
с своею непокрытою бедностью, Наташка попрежнему в четыре часа утра уходила на фабрику, в одиннадцать прибегала
пообедать, а в двенадцать опять уходила, чтобы вернуться только к
семи, когда коморник Слепень отдавал шабаш.
Сели
обедать, а вечером к чаю собралась вся ялуторовская артель
с семьей Балакшина. Устроился музыкальный вечер. Молодежь даже повертелась под звуки отличного, громкого и чрезвычайно нарядного простотой своей фортепиано.
Разумеется, это было
с моей стороны только беллетристическое предположение, которое тотчас же и рассеялось, потому что юноша говорил на чистейшем немецком диалекте и, очевидно, принадлежал к коренной немецкой
семье, которая
с нами же и
обедала.
Влас (трется щекой об ее руку). Устал.
С десяти до трех сидел в суде…
С трех до
семи бегал по городу… Шурочка!.. И не успел
пообедать.
На берегу Цны, как раз против омута, в старинном барском саду, тогда уже перешедшем к одному из купцов-миллионеров, находился наш летний театр. Около театра, между фруктовыми деревьями, стоял обширный двухэтажный дом, окруженный террасами, куда выходили комнаты, отведенные труппе. Женатые имели отдельные комнаты на верхнем этаже, холостые помещались по двое и по трое. Там же, рядом
с квартирой
семьи Григорьева, была и большая столовая, но
обедали мы больше на широкой террасе, примыкавшей к столовой.
Вершинин. Может быть. Я сегодня не
обедал, ничего не ел
с утра. У меня дочь больна немножко, а когда болеют мои девочки, то мною овладевает тревога, меня мучает совесть за то, что у них такая мать. О, если бы вы видели ее сегодня! Что за ничтожество! Мы начали браниться
с семи часов утра, а в девять я хлопнул дверью и ушел.
У меня такое чувство, как будто когда-то я жил дома
с настоящей
семьей, а теперь
обедаю в гостях у ненастоящей жены и вижу ненастоящую Лизу.
— Стол вместе
с нами всегда, — рассказывали батенька, однако ж вполголоса, потому что сами видели, что проторговались, дорогонько назначили, — стол
с нами, кроме банкетов: тогда он
обедает с шляхтою; жить в панычевской; для постели войлок и подушка. В зимние вечера одна свеча на три дня. В месяц раз позволение проездиться на таратайке к знакомым священникам, не далее
семи верст.
С моих плеч черкеска, какая бы ни была, и по пяти рублей от хлопца, то есть пятнадцать рублей в год.
Вскоре после замужества их
с батенькою, приехали к ним
семья соседей только
пообедать.
Пройдя раза два по главной аллее, я сел рядом на скамейку
с одним господином из Ярославля, тоже дачным жителем, который был мне несколько знаком и которого прозвали в Сокольниках воздушным, не потому, чтобы в наружности его было что-нибудь воздушное, — нисколько: он был мужчина плотный и коренастый, а потому, что он, какая бы ни была погода, целые дни был на воздухе: часов в пять утра он пил уж чай в беседке, до обеда переходил со скамейки на скамейку, развлекая себя или чтением «Северной пчелы» [«Северная пчела» — газета,
с 1825 года издававшаяся реакционными писателями Ф.Булгариным и Н.Гречем.], к которой чувствовал особенную симпатию, или просто оставался в созерцательном положении,
обедал тоже на воздухе, а после обеда ложился где-нибудь в тени на ковре, а часов в
семь опять усаживался на скамейку и наблюдал гуляющих.
— Горе, да и только! — продолжала матушка. — Братец сказал, что он будет
обедать не в полдень, а в седьмом часу, по-столичному. Просто у меня
с горя ум за разум зашел! Ведь к 7 часам весь обед перепарится в печке. Право, мужчины совсем ничего не понимают в хозяйстве, хотя они и большого ума. Придется, горе мое, два обеда стряпать! Вы, деточки,
обедайте по-прежнему в полдень, а я, старуха, потерплю для родного брата до
семи часов.
Ведь это, значит,
с нынешнего дня он, как Савельич, и
обедать с нами будет и чай пить, а куда отъедет Патап Максимыч, он один мужчина в
семье останется.
— Я решил, чтобы как покойник Савельич был у нас, таким был бы и Алексей, — продолжал Патап Максимыч. — Будет в
семье как свой человек, и
обедать с нами и все… Без того по нашим делам невозможно… Слушаться не станут работники, бояться не будут, коль приказчика к себе не приблизишь. Это они чувствуют… Матренушка! — крикнул он, маленько подумав, работницу, что возилась около посуды в большой горенке.
— Это никуда не годится. Я вас иначе устрою. Вы будете жить
с одним из моих officiers d’ordonnances [Адъютантов (франц.)], бароном де Неверле… У нас здесь пока гостиниц порядочных нет… Конечно, скоро будут, но пока… A la guerre comme a la guerre… [Непереводимая пословица: «На войне, как на войне», т.е., применяйся к обстоятельствам.] За обедом мы порешим это дело
с Неверле… Вы сегодня у меня
обедаете… Ровно в
семь и, пожалуйста, в сюртуке, а не в мундире… До свидания.
Соня. Так позвольте же, господа… Значит, сейчас мы пойдем на крокет пари держать… Потом пораньше
пообедаем у Юли и этак часов в
семь поедем к Леш… то есть вот к Михаилу Львовичу. Отлично. Пойдемте, Юлечка, за шарами. (Уходит
с Юлей в дом.)
Он ворчал, а
семья его сидела за столом и ждала, когда он кончит мыть руки, чтобы начать
обедать. Его жена Федосья Семеновна, сын Петр — студент, старшая дочь Варвара и трое маленьких ребят давно уже сидели за столом и ждали. Ребята — Колька, Ванька и Архипка, курносые, запачканные,
с мясистыми лицами и
с давно не стриженными, жесткими головами, нетерпеливо двигали стульями, а взрослые сидели не шевелясь и, по-видимому, для них было всё равно — есть или ждать…
Я его не встречал очень давно и раз
обедал с ним, уже в 90-х годах, у издателя"Нивы"Маркса, когда тот пригласил на обед своих сотрудников — исключительно романистов (в их числе Григоровича), и нас оказалось
семь человек.
Корш был человек
с большой
семьей, женатый во второй раз на русской француженке Денизе Андреевне, добродушной и оригинальной, но весьма некрасивой женщине,
с которой у меня очень скоро установился простой и веселый тон. Она приглашала меня запросто
обедать и была всегда оживлена, особенно в отсутствие Корша, который куда-то уезжал за то время, когда я был сотрудником, уж не помню — в Москву или за границу.
Точно какая фея послала мне Лизу, когда я, приехав в Женеву, отыскивал их квартиру. Она возвращалась из школы
с ученической сумкой за плечами и привела меня к своей матери, где я и
отобедал.
С ее матерью у меня в Париже сложились весьма ровные, но суховатые отношения. Я здесь не стану вдаваться в разбор ее личности; но она всегда при жизни Герцена держала себя
с тактом в
семье, где были его взрослые дочери, и женой она себя не выставляла.
В двенадцать часов он возвращался в комнаты, где уже в столовой были накрыты столы
с закускою и водкой. Все бывшие на разводе свободно пили и закусывали. После закуски, когда посторонние удалялись, государь
с семьей и близкими садился
обедать.
Прошло полтора месяца. Николай Леопольдович уже недели
с две как перебрался
с дачи на свою петербургскую квартиру. Был седьмой час вечера. В
семье Гиршфельдов только что
отобедали и, не выходя из столовой, пили кофе Николай Николаевич Арефьев и Зыкова. Разговор, как за последнее время почти постоянно, вертелся на производимом следствии. В передней раздался звонок. Гиршфельд вздрогнул.
Обедали в
семь часов. После обеда приятели сидели на веранде, прохлаждаясь холодным нарзаном
с легким белым вином, и беседовали.